Незабвенные дни для вятчан

Составил иеромонах Стефан Филейский

Еще памятны для жителей городов и деревень Вятской страны те чудные милости благодатной Приснодевы Богородицы, которые Она оказала им, когда был принесен на Вятку чудотворный Ее лик со святой Афонской горы. Для многих незабвенно и доныне то дорогое время 1863 года, когда Она Сама, Преблагословенная, сопутствовала Своему образу посреди вятчан, у которых, как отрадное солнышко после пасмурных дней, блеснула в сердцах небесная радость. А кто родился после того времени, тот пусть послушает, и кто забыл, тот пусть припомнит те дни наши благие, в кои мы видели ума нашего свободу от суетных забот и печалей века сего. Благоволи нам, Матерь Божия, еще порадоваться воспоминанием тех дней, которые ты со­творила для нас незабвенными, в которые мы плакали пред Тобою плачем, доставляющим утешение вечное.

Тихо было пришествие в Вятку Царицы небесной с чудотвор­ным Ее ликом •— «Утоление печали»; незаметно и отшествие Ее в г. Слободской, где явила Она свою благодать от иконы таким чу­дом: молодому, лет 18, немому живописцу привелось помолиться за молебном и приложиться к этой иконе. Тотчас он после того по­чувствовал на языке жар и, по приходе в дом, думал о светлом венце на иконе; потом вдруг проговорил: «Какой светлый венец на иконе Богоматери!»Уд ивление было всеобщее, особенно, когда он отслужил благодарный молебен и объявил в храме при всех, как он лишился способности говорить, и пять лет пред сим ни слова не говорил. Быс­тро по всему городу разнеслась эта весть, что немой стал говорить, и собралось народу пред чудотворною иконою — старый и малый, богатый и бедный, — и молебным пением день и ночь оглашался храм девического монастыря. Потом понесли икону из храма в храм, из дома в дом, и было у граждан великое торжество: всякий спешил поклониться чудотворному лику Богородицы. И чудодействующая сила, слышно, стала на многих действовать больных, прибегающих с верою и молящихся пред иконою.

Донеслись слухи и до Вятки, и с нетерпением здесь ждали не­бесную Посетительницу. 12 декабря, в 9 часов утра послышался благовест с колокольни женского монастыря на соборе, и народу соб­ралась полна ограда. Священники с крестами, монахини с иконами вышли на встречу, — дождались и поклонились чудотворному лику Царицы небесной, как живой Ей Самой, подобно, как кланялись Ей насельники Афона, когда бесы в их кумирах вопияли: идет Матерь великого Бога. И тут в людях, одержимых духом злобы, громко во­пияли бесы на разные голоса,— бились и рвали на себе одежду: эти страдальцы заранее привезены были сюда для исцеления. Многие больные видели пред сим во сне, что везут их в Вятку, что в монастыре они молятся пред иконою Божией Матери; и собралось таких много, все доспрашивались,— где такая икона? И вот она явилась!

После молебна и обедни понесли икону со славою в дома граж­дан, и как толпы народа некогда ходили за Спасителем, так и теперь, куда только несли икону, туда шло и все множество сопровождавших ее. В 6 часов звук колокола наполнил храм народом еще до начала всенощной. Много свеч и лампадок светилось в храме; но сердца предстоящих еще сильнее горели усердием к усердной Заступнице, и много было пролито слез пред образом Утоляющей печали и от­нимающей всякую слезу от лица земли. После всенощной началось молебствие полунощное, и как пишется на иконе: «всех скорбящих Радосте», — вокруг Царицы небесной все скорбящие люди, так было и тут живое изображение: кругом иконы Ее сидели, стояли и лежали все тяжко-болящие люди. Неутомимый иеромонах с горы Афонс­кой читал и держал над головами их Евангелие, кадил и кропил св. водою. Вместе с иконою был принесен с Афона еще крест, с частию животворящего древа, и недужные пили св. воду и говорили: слава Тебе, Господу! Сподобил Ты нас грешных испить воды с древа того, на котором был распят.

Заутра пожелал и святитель вознести свой глас пред Матерью Господа; икона и крест внесены были в собор, и возжены пред ними пудовые свечи. После обедни вышел он с собором градских священ­ников и читал сам акафист — Утоление печали, трогательно, со слезами. Засим целый день носили икону по городу и совершали во многих домах молебны; к вечеру возвратились в женскую обитель, где было уготовано Ей место на поклонение приходящих. И с того времени началось в обители необычайное богослужение: с вечера каждодневно всенощная, потом молебен с водосвятием; а в 12 часов служил иеромонах Паисий молебствие о недужных. И чувствителен был этот час полночной молитвы! Кто был и видел тогда происходив­шее, тот и теперь наверно скажет: «Да, не было у нас и не будет уже такого усердия к молитве!» Тогда молились все, и больные, а с ними и здоровые, молились друг за друга; тогда забыта была и вражда, у всех была какая-то любовь и жалость.

День и ночь наполнялся храм; молящихся было столь много, что и на минуту не затворялись монастырские ворота. Праздником Рождества оставили чуть не все и обычные своиувеселения, все бла­гомыслящие спешили помолиться Предстательнице грешных, пред Коей находили утешение душам, какого мир не может дать самым любимым своим усердным угодникам. И рассеялся в те дни далеко мрак миролюбия,одно было у всех на душе, и слышно в устах каждого: ах, Царица небесная! Какую Ты сотворила с нами милость!—Да, было время, — сердца вятчан горели пред Пречистой и фимиам молитв их восходил на небо день и ночь. После и сами удивлялись и говорили: не дождать уж таких дней, как те, в кои была у нас Царица небесная. А сколько списывали тогда копий с чудотворной иконы, доказатель­ством служит то, что отец Паисий нарочно ездил в Петербург, чтобы приготовить хромолитографических снимков: так как живописцев в Вятке не доставало списывать их. И какое было усердие у всех к благотворению! Женщины и девицы даже приносили свои наряды и украшения: шали, серьги, цепочки, кольца — и просили хоть на минуту привесить к чудотворной иконе, и все это делалось с вели­чайшим усердием.

При этом само приходит на память и исцеление больных. Храм монастырский напоминал тогда Иерусалимскую Вифезду, — в нем лежало множество больных, увечных и расслабленных. Бывало, иного привезут такого, что страшно и взглянуть; а когда поедет обратно, — и здоров-то он, и весел, от радости не знает, как и возблагодарить Божию Матерь. Так например: 22-го января, привезли верст за 250 мальчика Кирилла, лет пяти; ни руками он, ни ногами не владел, а как возьмут, то и голова повиснет; к тому и нем был. Во время молебна пред чудотворным образом, лишь только отец поднес его под Евангелие и оно было возложено на его голову, стала она сама поддерживаться. На другой день жалкое дотоле дитя само стало по­сиживать и держаться руками; на третий встает на ножки и таково весело смотрит на всякого. А 25 числа, во время всенощной, протя­гивает руки и говорит: «Тятя! Возьми меня». Отец заплакал и упал пред образом: «Слава тебе, Господи! Вот увидел я истинные чудеса! Совсем исцелила Матерь Божия несчастного сына моего».

Всех чудес было более сорока—таких, кои были записаны и пос­ле отпечатаны; потому из всех здесь упомянем только о некоторых. Десятилетняя дочь крестьянина, Гороховского прихода, сидела летом одна в избе; уже темнело, а отец и мать еще были в поле. Отворил кто-то дверь, высокого роста, держит огонь в руках и смотрит таково страшно. Прасковья во всю мочь заревела, но привидение исчезло; пришедшие родители никак не могли ее успокоить: она кричала и дрожала, и спать не могла спокойно, вскоре и с ума стала сходить. Семь лет прошло, и вот привезли ее к Афонской иконе; лишь только повели в церковь, скорчилась от внутренней боли, заревела и сильно забилась. С трудом втащили ее несколько человек, и лишь только подвели к иконе, страшно закричала, упала и перестала дышать. Спустя два часа — забилась, вскочила и побежала, и привязали ее к колонне. С 27-го декабря по 14 января, после каждого молебна, при­кладывали насильно к образу, поили св. водой, елеем из лампадки, и ей делалось лучше, пришла в рассудок и возвратилась здоровою.

У крестьянина, Орловского уезда, Рылова сын Иван, будучи 15 лет, сделался расслаблен, лишился речи и рассудка; но впоследс­твии стал соскакивать и убегать, куда глаза глядят. И держали его на привязи. Минуло ему 20 лет от роду, тогда к принесенной с Афона иконе привезли его, как совершенно безтолкового. Здесь понемногу стал он приходить в рассудок и сам молиться, понимал, что говорят, но сказать сам ни слова не мог. 24-го января, во время службы, он три раза проговорил отцу, указывая на св. воду: «Дай мне пить». И вот дотоле безумному и немому возвращен был рассудок и дар слова.

Или вот еще что иное, как не чудо: у господина Рослякова шестилетний сын подавился скорлупой ореха, и врачи не нашли средств помочь лежащему уже при смерти. Приносят в дом икону Владычицы, служат перед ней молебен, дают больному проглотить несколько капель елея, и с ним делается сильный кашель, рвота, а со рвотою и скорлупа вышла. На другой же день мальчик с родите­лями стоял пред чудотворной иконой, когда служили благодарный молебен Матери небесного Врача. О сем не было печатано, да и много иных чудес осталось неизвестными: источник чудес был нескуден, и чаша, из коей почерпалась благодать, велика и многоцелебна. Да и то надобно почитать за чудо, что со многими была тогда великая перемена: кто ни разу в жизни ни маливался слезно, ни пожалел ни одного чужого человека, тот сделался в те дни жалостлив и молился о чужом, как точно о родном.

Впрочем, нельзя было и не тронуться видя, например, такую страдалицу: в числе бесноватых была зырянка; бывало, лежит она спокойно в храме, когда не бывает в нем чудотворной иконы; но вдруг соскакивает и кричит страшным голосом: «Идет уже монах нехоро­ший с Божией Матерью!» И норовится бежать; едва справляются с ней несколько человек. И всегда, как это бывало, вскоре приходил с чудотворной иконой иеромонах Паисий. Об этой бесноватой мо­лились собором многие священники, совершали няд ней таинство елеосвящения: и положение ее было таково, что нельзя не пожалеть, видя двух ползающих пред ней груд ных детей. Трогательно было и на нее смотреть, когда она приход ила в себя, прижимала к груди своих малюток и с потрясающим сердце рыданием молилась за них, чтобы не оставила хоть их Матерь Божия, если ей самой уж нет во грехах прощения. И страшны же судьбы Господ ни! Не угодно было и Матери Господа совершенно исцелить ее: ее так и увезли домой—неосвобож­денною вполне от силы бесовской. И это многих заставило прийти в страх перед правдою Божиею, никем неумолимою.

Много можно было в те дни видеть радостного, много и страш­ного; много было пред чудотворною иконою вознесено тогда вздохов и пролито слез; много и благодати даровано всем и каждому. И малые дети, научаемые большими, охотно тогда лепетали: «Радуйся, бла­годатная Марие, Господь с Тобою!» И самые необразованные люди, и те в простоте сердца говорили: «Заступница Ты наша, Матушка, не презрела Ты нас, многогрешных, посетила Сама: не умеем мы как и благодарить Тебя!»А иные, рыдая пред ней, говорили так: «Прими Ты нашу молитву, милосердая Матушка, облегчи Ты нашу долю, дай Ты деткам нашим здоровья,—вишь мы тяжко согрешили; утешь Ты нас горемычных. — Слезам, мольбам, кажется, не было бы конца, если бы наконец не привелось жителям Вятской страны расстаться с многоцелебною иконою Богородицы. И зато так трогательно было это расставание! Как плачевно провожали все отходящее от них сокровище и утешение скорбных душ!

Время провожания чудотворной Афонской иконы было в поло­вине мая, когда по обыкновению начинают уже сходиться в Вятку со всей губернии тысяч до двадцати богомольцев, идущих на Великую реку с иконою Николая чудотворца. В тот же год стечение народа было вдвое больше, да и собрались многие пораньше, чтобы помо­литься и пред чудотворным ликом Утоляющей печали. Повсюду было слышно о чудесах Ее; многие своими глазами видели однодворцев своих, возвратившихся в дом здоровыми, — и тащились в Вятку десятки тысяч, близ города по большим дорогам беспрерывною цепью шли и ехали. И монастырская ограда полна была больных. 14-го мая приехал ко всенощной начальник губернии и, посмотрев кругом, с удивлением спросил: «Что это за народ? Зачем его так много здесь?» Было много лежащих: и ему сказали, что все идут на Великую реку, а сюда зашли помолиться. В этот же день, то есть 14-го мая, было знатным гражданам дано известие, что дня через два иконы Афонской в Вятке не будет: монахов с нею вышлют из города ночью, чтобы никто не знал и не видел. Собрались более почтенные из Вятских граждан, в числе их и градской голова, и просили архи­ерея проводить чудотворную икону Афонскую с крестным ходом; но он сказал: «Как встречали, так и провожайте», — объяснив, что это пришествие было случайное, потому и отправить с иконою монахов нужно просто. Была сделана попытка: собралось граждан больше, и просьба усерднее прежней; но владыка объявил, что крестный ход он сделать не согласен, и от усердных прошений ушел молча в свой кабинет. Впоследствии он и сам об этом раскаялся.

Все ждали, что скоро от них унесут чудотрворный лик Бого­родицы. 15-го числа вечером посланные от архиерея объявили отцу Паисию, чтоб он молебны не служил. И вот пред Благодатною, вместо торжественного пения, началось смиренное чтение ака­фиста — Утоление печали, что исправлялось попеременно одними монахинями.

17-го мая в три часа ночи, только что прибывший из села Рож­дественского благочестивый отец Димитрий (Бердников) входит в алтарь и, не зная, что не дозволено служить молебны пред чудот­ворною иконою, отворяет царские врата и начинает пред ликом Матери Господа умилительно петь «Царю Небесный»… Церковь была полна народом; все молились с сокрушенным духом, хотя и не знали, что это усердное моление усерднейшего служителя Господня было последним молебствием, на провожанье иконы Афонской из г. Вятки. И в ту минуту, как пели под конец : «Величаем Тя, Бого­родице…» иеромонах Афонский кладет три земных поклона пред образом, затем обращается ко всем, кланяется до земли и говорит, обливаясь слезами: «Простите, отцы и братия, и вы матери и сестры, и благословите в путь». И понес он крест, а за ним монахини икону, и как увидали, что у паперти стоит дорожный экипаж, так все и до­гадались, что монахи уезжают: и поднялся плач, все спешили еще в последний раз облобызать многоцелебную икону Владычицы; не было ни одного, у которого по лицу не катились бы крупные слезы. Смотря на всеобщий плач, и пелось как-то особенно плачевно: «Утоли болезни многовоздыхающия души…»и «Спаси, Господи, люди Твоя…» А что всего жалостнее: больные с воплем бросались под икону, чтоб осенила их ликом Благодатная; и насилу могли выйти из ограды. Там на площади снова началось прощание; отец Паисий сидел в карете и умоляющим голосом просил: «Позвольте взять икону»; но купечество держало ее на руках, и все, обливаясь слезами, ему говорили: «Как мы, батюшка, расстанемся с Царицей небесной!» Наконец, после усиленных просьб отца Паисия, отдали ему икону,а сами громко зарыдали, приговаривая: «Так ли провожаем мы Твою чудотворную икону, Царица небесная! Такую ли честь воздаем мыТебе!» И все сто­ят кругом кареты и плачут, везти же лошадям не дают, хотя Паисий и кланяется всем с мольбою: «Позвольте, батюшки, отпустите; такова воля начальства; так и самой Владычице угодно, тихо пришедшей и отходящей от вас тихо».

«Да чего же мы стоим, братцы,»—так некто из среды купечества заговорил возвышенным голосом,—«Давайте отпряжем лошадей и с места повезем карету!» «Бог тебя научил», — закричали все,— «Сама Царица небесная так вразумила нас». Тотчас из лавок притащили ве­ревки и вместо лошадей потащили карету купцы, их жены, дети; всех их было очень много; они знали, что провожанье будет этой ночью. Иеромонах сидел с своим спутником в карете и только утирал глаза платком,—начинал уже служить и молебен. Итак, посреди площади и улицы, наполненной народом, все почти плачущим, тихо катилась карета;— казалось, точно несли ее на руках это великое множество людей, державшихся за нее со всех сторон. Кругом же нее носился говор: «Ты, Матерь Божия, подала нам великие милости, и мы желали проводить Тебя с честию, но просьбу не исполнили; так вот теперь воздаем мы Тебе честь от усердия нашего, как знаем и умеем».

Когда дотащили карету до выезда за город , на площади у Всех Святых просили граждане отслужить пред чудотворным ликом Богоматери последний молебен в благословение их граду. Иеро­монах отвечал: «Готов я по вашей просьбе молиться и исполнить вашу волю; но известно вам: больше молебнов не служить в вашем городе». Посыпались сотни голосов: «Батюшка! Мы за это отвечаем; только отслужите еще». И началось молебствие под открытым небом; в воздухе тишина была такая, что свечи горели, как в церкви, только на живых подсвечниках. Пришедшие в толпе народа клирошанки монастырские пели умилительно, и все молились благоговейно, молитва из глубины сердца сама исходила как вода живая, и слезы у всех, горячие слезы изливались ручьями. А величественно вос­ходящее солнце, — высоко над горизонтом, — радостно блистало, и как бы нарочно — бывшее кругом его радужное сияние тихо и так прекрасно разливало лучи свои по небесному своду. Чудно и так трогательно все это казалось для всех! Видимо было каждому, что нечеловеческий только язык достойно может славить Славнейшую горних сил, но вся природа, небо и земля ликуют пред ликом Бла­годатной. «О, Владычице! Прими молитву раб Твоих, предстоящих и умильно молящихся пред пречистым Твоим образом со слезами и невозвратно имущих надежду избавления всех зол!»